И сейчас он предлагает ей бриллиантовое колье…
За секс…
Она очень осторожно закрыла коробку и положила перед ним.
— Я не проститутка.
Его лицо не изменилось.
— Твоя сестра, — он говорил так тихо и нежно, что у Энн поднялись волоски на затылке, — обладала по крайней мере одним достоинством. Она не скрывала правду о себе. А ты ханжа и лицемерка. Ты даже хуже твоей сестры. Она торговала своим телом, а ты продала свою плоть и кровь. Ты продала ее дитя. Так что не изображай оскорбленную добродетель. То, что я тебе предлагаю, твоя сестра счастлива была бы получить от любого богатого мужчины.
Что-то неуправляемое прорвалось внутри Энн. Она закричала:
— Не смейте так говорить о Карле! И подавитесь своими бриллиантами! — И выскочила из комнаты, ослепленная безумным гневом.
Непонятным образом оказавшись в своей комнате, Энн бросилась на кровать.
Она не просто рыдала — это было ближе к истерике. Карла, бедная Карла — даже могила не может уберечь ее от грязных оскорблений Никоса Теакиса. Этот человек открыл Энн море чувственных восторгов — и притом считает ее не более чем проституткой…
Она судорожно обхватила себя руками и сжалась в комочек, потому что болело все — внутри и снаружи.
Никоc не шелохнулся, когда она так стремительно выскочила из комнаты.
Без бриллиантового колье.
Почему?
Он же видел, как она смотрела на чеки. Казалось, колье она будет желать еще более страстно.
К тому же ей нравилось в его постели… в этом ошибаться он не мог.
Любая мысль об Энн Тернер в постели была опасна. Все его тело стонало от тоски по ней. Двадцать четыре часа прошло после их свидания в пляжном домике. Уже вчера он тосковал, но тогда была надежда. А сейчас…
Боже мой! Одно прикосновение — и он безнадежно болен, он хочет, нет — жаждет ее постоянно.
А чего хочет она? Чего думает добиться своими отказами?
Губы Никоса сжались. Что же, есть одна вещь, которой она может добиться, это уж точно.
Он позвонил по внутренней связи:
— Янис! Свяжись с Еленой Константис и скажи, что она приглашена сегодня на обед.
Итак, Энн Тернер не хочет колье, не хочет его, Никоса. Его губы сжались сильней. Есть масса женщин, которые хотят его. Сегодня Энн Тернер посмотрит на одну из них.
Елена Константис говорила по-гречески, чтобы Энн и Тина не могли участвовать в разговоре. Энн была этому рада. Можно разговаривать только с Тиной, обсуждать с ней предстоящую свадьбу и не обращать никакого внимания — ни малейшего — на человека, к которому особенно внимательна Елена Константис.
Энн по-прежнему была во власти гнева и ужаса. Ей хотелось остаться у себя, не мыть лицо, не причесываться, не идти вниз. Слишком трудно было контролировать себя, трудно выносить присутствие Никоса…
Елена вдруг перешла на английский, обратившись к Энн:
— Вы новая няня малыша Ари?
— Я его тетя, я гощу здесь. У меня нет квалификации профессиональной няни.
— Ну конечно, даже при таких великодушных хозяевах няня не может покупать дизайнерскую одежду. — Гречанка оглядела Энн и удовлетворенно добавила: — Мне нравится ваш костюм. У меня было что-то подобное, когда появилась эта коллекция. Когда же это было? Наверное, лет пять назад. Вряд ли это еще модно!
— Иногда у моды длинная жизнь, — туманно ответила Энн.
Длиннее, чем у тех, кто это покупал…
От непрошеной мысли сжалось горло, затуманились глаза. Сдерживая слезы, она отвела взгляд в сторону и увидела, что Никос смотрит на нее, вернее, на ее одежду.
Губы Энн сжались. Давай, зло подумала она, считай все до последнего пенни, будет за что презирать меня!
Да какое ей дело, что он о ней думает?
Я не должна — не позволю себе — быть несчастной оттого, что он меня презирает. Этот человек так страшно оскорбил меня сегодня. Ему нужен только секс. Бриллиантовое колье — и я стану плясать вокруг него? Он считает меня женщиной такого сорта.
И страдать из-за него?
Эти мысли помогли ей успокоится. Не иметь с Никосом Теакисом никаких дел. Ей хватило сил выстоять, когда он, сидя на кровати, потянулся к ней и ее тело охватило знакомое волнение.
Так и будет!
С трудом удалось дождаться конца обеда. Но этой ночью, в прекрасной гостевой комнате, она чувствовала себя ужасно одиноко.
Сейчас Никос не один. Почему-то это усиливало боль, хотя ей должно быть безразлично. В эту ночь он в компании другой женщины, теперь Елена испытает блаженство от его прикосновений, поцелуев, ласк, объятий.
Душевная боль возвращалась, убедить себя, что ей это безразлично, оказалось трудно. Она беспокойно ворочалась в кровати, мечтая о спасительном сне. Но и сон — когда наконец удалось заснуть — не принес покоя. Сменяли друг друга мучительные видения, и почему-то слышался шум вертолета.
Утром она узнала, что у вертолета Теакисов ночью действительно была работа. Сначала отвезли Елену Константис в Махос, потом, раним утром, улетел Никос.
— Он сказал мне, что у него дела в главном офисе, он вернется к свадьбе Тины, — пояснила миссис Теакис.
Энн постаралась скрыть радость.
Несколько дней ей удалось целиком посвятить Ари. Днем она снова и снова повторяла себе, как это замечательно — получить такую передышку. Но по ночам память-предатель возвращала ей в мечтах чувственное дивное блаженство его объятий. Мучила бессонница, болело все внутри, но она твердо знала, что должна от этого избавиться…
Семья Тины намеревалась приехать накануне свадьбы. За день до их приезда, придя к обеду, Энн обнаружила, что вернулся Никос. Она-то думала, что у нее в запасе еще двадцать четыре часа вольной жизни. Но нет…