— Тина, ты потрясающе сегодня выглядишь. Сэм счастливчик, — Никос улыбнулся Тине, поздоровался с ее женихом и перевел глаза на Энн.
Энн стояла неподвижно, стараясь не обнаружить своего потрясения от внезапной встречи. Уж слишком неожиданно. Поздно приходить в себя.
Глаза, затененные длинными ресницами, уже остановились на ней, не отпуская ее взгляда. На мгновение она почувствовала интимность момента — словно они были здесь только вдвоем. Ее жег этот взгляд.
Затем Никос повернул голову к сидевшей рядом женщине, которая собственническим жестом сжала его запястье.
— Никос, дорогой, — сказала женщина по-английски, пожалуй слишком громко, — мы не должны задерживать няню твоего племянника и ее друзей. Ты можешь потерять репутацию великодушного хозяина!
Энн почувствовала, как напрягся Сэм — задели его невесту.
— Правда, — произнес он с обманчивой беспечностью, — но стоит помнить, что репутацию можно и приобрести, например, охотницы за богатым мужем, Елена Константис.
Он язвительно улыбнулся и пошел, уводя Энн и свою невесту. Энн успела заметить, как усмехнулся Никос Теакис и как помрачнела его соседка от почти откровенного оскорбления.
— Все-таки эта Елена Константно безмозглая змея, правда? — спросила Тина, довольная тем, как поддержал ее жених.
— Видимо, Никос считает иначе, — возразила Энн.
Она все еще приходила в себя от неожиданной встречи и от того, что Никос Теакис, похоже, ухаживает за другой женщиной.
Только через некоторое время она поняла свое странное допущение. Слова другая женщина могли означать, что у нее самой есть что-то общее с этим человеком.
Все еще погруженная в мысли об этой встрече, Энн не сразу заметила, что Тина что-то говорит.
— Никос не женится на Елене Константис, как бы ей того ни хотелось. Да он никогда не женится на той, которая не нравится Ари. А Елена Константис совсем ему не нравится, потому что она все время целует его.
Настроение Энн совершенно неожиданно и нелогично улучшилось, хотя не было ровно никаких причин. Она заставила себя вспомнить об этом, когда они пришли в таверну.
Ей понравилось собравшееся там общество. Археологи и студенты, веселые и молодые, они очень подходили к обстановке старой портовой таверны, настоящей греческой таверны, которая была совсем из другого мира, чем роскошный бар, где сидел Никос. Здесь, слава богу, не место Никосу Теакису.
Вечер проходил тепло и приятно. Местное вино, очень вкусное, помогло Энн расслабиться. А главное, можно было не бояться случайной встречи с Никосом, не чувствовать на себе его придирчивого взгляда.
Кульминацией праздничной еды был именинный пирог, бренди и кофе, попеременно. Говорили о греческих танцах и делали попытки им обучиться. Получалось забавно и неумело, пока не взялся за дело хозяин таверны.
Он вернул всех за столы, собрал мужчин по своему выбору и выстроил их цепочкой перед восторженной аудиторией.
У двери сказали что-то по-гречески. Энн оглянулась. Из ночи на веранду выдвинулась высокая стройная фигура.
Владелец таверны, приветственно протягивая руки, поспешил навстречу гостю.
Никос Теакис…
Энн сидела между Тиной и коллегой Сэма. Ее сердце куда-то провалилось при появлении этой фигуры.
Она не ожидала ничего подобного. Последнее, к чему она могла бы внутренне подготовиться, — это к новой с ним встрече.
Что он здесь делает?
Этот вопрос не оставлял ее. От возбуждения участилось дыхание, пульс. Она видела одного Никоса, как будто все остальные в таверне перестали существовать. Ей стало страшно, но что она могла поделать? Только беспомощно смотреть на него.
А он кивнул Сэму и остальным, что-то сказал хозяину таверны, который улыбнулся и махнул рукой в сторону одного из столиков. Никос что-то пробормотал, вероятно благодарность, бросил свой свитер на свободный стул и занял место в ряду танцоров.
Заиграла музыка.
Подчиняясь гипнотическим музыкальным ритмам, цепочка танцоров плечом к плечу начала очень медленно двигаться. Музыка ускорялась, звучала более настойчиво, властно.
Энн была захвачена зрелищем.
Наблюдать это отстраненно было невозможно. Даже не будь здесь Никоса Теакиса, она была бы покорена бессознательной грацией, достоинством и чувственностью, переполняющими танцоров. Каждый из них излучал какую-то особую мужественность, начиная с самого старшего, седоволосого участника до самого юного, почти подростка. Все двигались с абсолютной синхронностью.
Волшебное, величественное зрелище! Самым великолепным был Никос Теакис. Он танцевал как его далекие предки, внося в танец свою грацию, свою силу, свою чувственность.
Его рубашка в неярком свете белела как парус, расстегнутый ворот открывал стройную колонну шеи, поднятые руки лежали на плечах соседей-танцоров, а материал рубашки, натянувшись, подчеркивал стройность торса. Боже, как же горделиво поворачивалась голова, как упруго переступали стройные ноги! Он ошеломлял, он был сказочно, божественно красив! Энн не могла отвести от него глаз — ни на секунду, ни на мгновение. Ей было все равно, что все присутствующие видят, как неотрывно она смотрит на него. Все равно, что сам Никос Теакис видит это. Все равно, что он глазами поймал ее взгляд и не отпускает, держит в плену…
Как будто он танцует для нее одной, только ей одной демонстрирует свою особую мужественность…
Музыка и танец достигли неистового финала. Возникшая на миг тишина взорвалась аплодисментами. Энн опустила голову, потрясенная пережитым, тем, что весь мир зажил для нее другой жизнью, в другом ритме.